Россия и Германия: притяжение-отторжение-притяжение

­     Феномен Германии, вероятно, заключается в её центральном расположении
в Европе. Германия настолько разделяет сопредельные страны, что даже называют её и её народ по-разному. По-французски – Алемань (от сопредельного племени за Рейном – алеманов). По-фински и по-эстонски – Сакса (по другим немцам-саксонцам, ходившим в крестовые походы на Балтику). По-латышски – Вация.
По-итальянски – Тедеско. В славянских языках в основном и страна, и народ называются немцами. (Немцы – по-польски, Немецко – по-чешски, Немция – по-словенски, Немачка – по-сербски и по-хорватски. И даже по-венгерски – Неметоршаг,«немецкая страна».) Эта обширность ставит под вопрос расхожую версию о происхождении слова «немец» от «немой» (говорящий на непонятном языке). Есть другое предположение: что это пошло от племени неметов – соседей-чехов. А то,что по-русски (и по-венгерски тоже) немцами называли в старину и многих других иностранцев, ещё мало о чём говорит, ведь и фрязями(франками) в Московском государстве называли и французов, и итальянцев. В странах Востока, кстати, всех греков называют ионийцами (одно из племён).
    Древнее римское наименование страны – Германия, а самоназвание – Дойчланд. Этот разнобой отражал ещё и длительное отсутствие в Германии единого государства. Немцы разбредались по Европе, где-то что-то захватывая и превращая в самостоятельные орденские владения, где-то нанимаясь рудокопами, мастерами, куда-то принося искусство врачевания, обучения, знания и навыки инженерии, почерпнутые в многочисленных университетах, где-то образуя наёмные войска (само слово «солдат» не случайно имеет немецкое происхождение).
    Французам и русским досталась земля,
    Британец владеет морем.
    Зато в воздушном царстве грёз
    Мы с кем угодно поспорим.
                Г.Гейне
    Такое положение ещё более усугубилось после раскола страны на католическую и протестантскую части, нарастания междоусобных войн и всеобщего разорения после Тридцатилетней войны. В таких исторических условиях формиро-
вался образ немца в России. Немцев у нас стало гораздо больше, чем во времена периодических торговых контактов и дипломатических связей. У границ Москвы возникла Немецкая слобода – прямые улицы, черепичные крыши, опрятные домики, населённые искателями материального достатка и относительного спокойствия в непонятной и необъятной России. (Немцами называли и шотландцев, и голландцев, и датчан, но больше всего было там всё-таки именно немцев.) Из слободы ещё при Алексее Михайловиче пожаловали ко двору люди, ставшие учить россиян европейским новшествам (например, пастор Грегори организовал первый у нас театр). Вот, наконец, поехал учиться в Европу и сам Пётр, который посетил многие столицы маленьких государств Германии (и насмешил принцесс в Ганновере
неумением держать себя на балу). Петру понадобились для преобразований в России из немцев деловые, подчас жёсткие люди – Боур, Бухгольц, Миллер. Другие, молодые делатели карьеры – Остерман, Миних, Лесток – ещё выжидали, чтобы занять первые посты в государстве в годы дворцовых переворотов,когда, как в калейдоскопе, менялись люди у власти. Впрочем, в «немецком» окружении Анны Иоанновны было много выходцев из прибалтийских(остзейских) немцев, гораздо ближе стоявших к России, таких же дворян-крепостников и лакеев,
как их русские коллеги. Наиболее известен из них, конечно, Бирон (по некоторым сведениям, вообще-то скорее эстонец, чем немец). Начиная со времён Петра возобновилась традиция «породнения» царского дома с немецкими княжескими и королевскими династиями (с теми, кто поближе и кто наиболее заинтересован в раздробленной стране выбиться в люди). Одна из немецких жён русской короны и сама становится в конце концов правящей императрицей. Интересная ситуация – немка на престоле после победной для России Семилетней войны и разгрома Фридриха II, когда чуть было не стала российской Восточная
Пруссия (правда, победа была сведена на нет свергнутым и убитым супругом Екатерины II). И оказалась-то принцесса Анхальт-Цербстская более русской, чем её более русский по крови муж и некоторые другие предыдущие правители... Впрочем, именно она дополнительно привлекла в Россию осваивать заволжские земли швабских, гессенских и рейнских немцев. Германия же ещё долгое время оставалась «страной в воздухе». И оставалась таковой для всей Европы. В XVIII – первой половине XIX в. Англия была цитаделью политэкономии, Франция – социальных учений, а Германия – классической философии. В XIX в. Германия стала центром романтизма. Образ «души прямо геттингенской» у страстного романтика стал нарицательным в русской литературе. Не случайно Гоголь
сделал героем своей юношеской поэмы «Ганц Кюхельгартен» именно немца – образ эфемерного мечтателя, искателя прекрасного, идеального как нельзя лучше «ложился» на немецкую почву. Сделай Гоголь героем англичанина, француза или русского – ну не то бы было. Кстати, и конец поэмы вполне немецкий: увидев, что мир не тот, что в его мечтах, после возвращения на родину Ганц находит счастье с любимой девушкой и получилась образцовая семья, которой много не надо. (Ничего лишнего – этот немецкий принцип воплотился, между прочим, и в немецкой дуэли, где, как правило, дрались на деревянных шпагах, то есть смертельный исход исключался.)
    Вообще, немцы в русской литературе – это целая тема, кажется мало разработанная. Есть «немецкие немцы» – «Сцены из рыцарских времён» Пушкина, переводные баллады Жуковского, Германия как фон действия в «Асе» Тургенева, «Игроке» Достоевского. И много «русских немцев» – начнём с Вральмана в «Не-
доросле», бессловесного Христиана Ивановича в «Ревизоре»; но тут и Германн в пушкинской «Пиковой даме», Шиллер и Гофман (не писатели) в гоголевском «Невском проспекте», немецкое семейство в пушкинском же «Гробовщике», учитель Карл Иванович в «Детстве» Толстого, Лемм у Тургенева в «Дворянском гнезде»,
квартирная хозяйка Амалия в «Преступлении и наказании». И конечно, Штольц – второй герой «Обломова» Гончарова (правда, немец лишь по отцу, но получил от того вполне немецкое воспитание с посылом устраивать себя в жизни самому). Некоторые из них оказались не в своей тарелке, как Германн, которому не предписывалось воспитанием «жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее», но вышло как раз всё наоборот; другие, как толстовский учитель или Штольц, вполне следовали отцовскому наставлению: «Перед тобой все карьеры открыты, можешь служить, торговать, хоть сочинять, пожалуй, не знаю, что ты изберёшь» – и сделали себя и своё дело сами. Есть и абсолютно приспособившиеся к российскому чинопочитанию или неуважению к закону, как, например, Амалия Ивановна-Людвиговна.
    Не забудем, что и у ряда русских писателей и других деятелей культуры были немецкие корни – Фонвизин, Хемницер, Востоков, Герцен, доктор Гааз, Метнер, Гедике, Книппер-Чехова, Мейерхольд... Были романы в Германии – у Ломоносова, у ряда участников заграничных походов 1813–1814 гг. Так или иначе, всё это обогатило нашу культуру, добавило немецкой закалки, целеустремлённости и учёности... Следует, конечно, различать пласты от немецких немцев, балтийских немцев и немцев, осевших глубоко в России
(а были ещё новороссийские – причерноморские), – это отдельные, особые культурные традиции. Хотя бы балтийские немцы – Кюхельбекеры и Корфы, Розены и Дубельты, Крузенштерны и Дельвиги, так по-разному оставшиеся в нашей
истории.
    Дальнейшая история взаимоотношений России (Российской империи, Советской России, СССР) и Германии общеизвестна. Таких зигзагов, пожалуй, не знали отношения наших соотечественников с какой-либо другой страной.

...Почему-то при том, что до сих пор вспоминают давнюю уже выставку «Москва – Париж», почти не вспоминается более близкая по времени выставка «Москва – Берлин». Возможно, потому, что последняя была уже у нас в других, постсоветских условиях, когда о демонстрировавшемся на выставке уже всё, в общем, было сказано. Тем не менее представленное в Музее изобразительных искусств впечатляло и красноречиво говорило о многом. Я был на выставке
с выпускником моего краеведческого клуба, а происходило это 22 июня 1996 г.
Этот день заранее настраивал на то, чтобы задуматься о цене минувшей войны, и о развязавшем её нацизме, и о том, в чём, к сожалению, повторяла проигравших наша держава-победительница (впрочем, ещё кто кого повторял...).
    В истории Германии в последние полтора столетия имели место, по крайней мере, три исторических поворота – а они могут быть и в положительную, и в отрицательную сторону. Один – при Бисмарке, от раздробленности и «воздушных замков» к строительству единой мощной империи (и главным орудием здесь стал тот самый «немецкий учитель», который выиграл битву при Садовой). Другой – после поражения в 1918 г. – сползание к нацизму, возникшему на почве озлобленности и неумения создать демократическое государство (да-да, этим неумением отличились тогда умелые немцы), разгула агрессивного шовинизма и представлений о некой «немецкой избранности». И третий: после 1945 г., после абсолютного исторического краха нации - решительная денацификация, отрицание войны как средства решения международных проблем и подъём страны через политические и экономические преобразования (в Западной Германии).
   У нас за это время произошёл лишь один подобный поворот – после 1917 г. Обратный пока не очень получается...
    Из книги К.И.Чуковского «От двух до пяти»:
– Что это за собака?
- Немецкая овчарка.
- Она в плен сдалась, да?
   Этот разговор ребёнка со взрослыми происходил вскоре после Великой Отечественной. Но и я вполне мог быть лет через двадцать таким
мальчиком – даже через такое количество лет слово «немецкий» связывалось у нас с противником в минувшей войне.
 ...Не разобравшись в истоках тоталитаризма (сами были хороши!), приписали фашизм «врождённой», «исконной» немецкой агрессивности, положив это клеймо и на древнегерманскую мифологию, и на Вагнера. То есть, в принципе, согласились с идеологами Третьего рейха, но со знаком минус! «Образ врага» похож на
кривое зеркало... Вспомним, как у нас показали Третий рейх в фильме «Семнадцать мгновений весны», – прямо-таки как советское бюрократическое общество, узнаваемое зрителями. Люди постарше распространяли неприязнь на Западную Германию (Восточная была провозглашена «другом»...). Впрочем, интересно вспомнить (не забылось бы после объединения Германии): просто Гер-
манией называли в обиходе военнослужащие и различные специалисты ГДР, а представители творческой интеллигенции – ФРГ. В творческом кругу раньше всех стали ощущать, что носитель гуманистических немецких традиций – как раз
западные немцы, а не казёнщина «первого соцгосударства на немецкой земле».
    Теперь другие времена... Один мой ученик (которому девять лет) долго не любил, когда говорили о том, что мы воевали с немцами, – у него понятие «немцы» связывалось со своими друзьями из Германии. Другой мальчик, когда я
обронил: «Под Москвой стояли немцы», – перебил меня: «Не немцы, а фашисты! Я сам немного немец, а это были фашисты!
    В прошлом году у меня наконец получился «заезд» в Германию. Очень краткий и фрагментарный – в Дрезден. Это, конечно, целый мир,где словно бы остановилось время, – это город музеев, дворцов и тех фрагментов старины, ко-
торые были восстановлены после 1945 г. О бывшей ГДР напоминает здание культурного центра, построенное в прямо-таки позднесоветском стиле с огромным панно «Торжество красного знамени». Двадцать лет назад панно хотели убрать, но теперь реставрируют – для туристов и тех граждан, кому хочется вспоминать казарменное благополучие...
    Гуляя по Дрездену, не забудьте про Ноймаркт. Когда-то здесь, у рынка, были городские стены, и именно здесь, согласно Гофману, ходил студент
Ансельм. Ноймаркт – крупнейший немецкий рождественский базар. За месяц до Рождества всё там уже было: и крутящиеся деревянные ёлки, и Вайнахтсманы – рождественские дедушки на крышах торговых рядов с лыжами и коньками,на фоне пенопластового снега (при этом светило яркое солнце при температуре +9°). И конечно, какое немецкое Рождество без Щелкунчика – они выстроились в магазинчике целыми рядами. Но Щелкунчика, конечно, лучше покупать на его родине – в Нюрнберге...
    Конечно, побывав в Дрездене и даже ещё где-нибудь в Саксонии, вовсе не познаешь как следует Германию. Как не познаешь её, побывав только в Бадене, Баварии или Бремене. Это всё равно что ощупать у слона только хобот, ногу, ухо или хвост. Германия слишком многообразна: она сохранила такое многообразие традиций, психологии и даже диалектов, как мало кто в Европе,
ещё со времён раздробленности.
    Можно вспомнить ещё множество аспектов,связанных с соприкосновением России и Германии. Помимо присутствия немцев в России, немаловажно и присутствие русских в Германии. Причём эти величины обратно пропорциональ-
ны: если при Петре или Екатерине немцев в России было много, а в Германии русских – совсем мало, то уже к началу ХХ в. у нас немцев заметно
убавилось, а в Германии образовалась заметная русская колония (что отразилось и в литературе – Пастернак, Эренбург, Федин...). После же всех катаклизмов новейшей истории чем меньше оставалось в России немцев, тем больше при-
бывало наших соотечественников в Германию (значительная часть из которых – российские немцы, но далеко не только). Возникла «русская Германия» в литературе послереволюционной эмиграции (прежде всего Набоков), есть она
и в наши дни.
    И конечно, ещё со времён московской Немецкой слободы Россия заняла своё место в немецкой культуре. О чём говорят, например, записки Олеария и Мейерберга, стихи Пауля Флеминга (Флеминг с Олеарием посетили Россию в составе голштинского посольства, секретарём и переводчиком которого был Олеарий) о Москве и Волге (недавно издана большая книга о Флеминге, где
полностью переведены его стихи о России), живые отклики на победу России над Наполеоном и, конечно же, стихотворение берлинца Грейнца «Варяг», ставшее тут же в русском переводе знаменитой песней. Здесь и образ России у Рильке, его дружба с целым рядом отечественных писателей (Рильке немцы считают своим, хотя формально он «относится» к Австрии).
    Последние десятилетия существовали постоянные контакты если не на «массовом» уровне, то на уровне культурной общественности обеих стран, с повышенным вниманием к художественному творчеству российских авторов в Германии и немецких – в России. Всё это, очевидно, найдёт отражение в событиях предстоящего культурного года.
 ...Мне приходилось водить группу из Германии по центру Москвы, в районе Кремля. А мои знакомые один за другим гуляют в Берлине у обновлённого Рейхстага. Таким образом, вероятно, проявляется пристальный обоюдный взгляд
россиян и немцев друг на друга, после того как удалось преодолеть трагедию недавнего прошлого и направить усилия на закрепление всего положительного, что было в контактах наших стран.