Глава 3. Казнь на электрическом стуле

­Во время ареста Рикардо Винцелотти, сотрудничавший с отделом нелегальной разведки КГБ СССР под псевдонимом «Эллипс», держался удивительно спокойно, хотя и понимал, что наказание со стороны американской Фемиды последует самое жесткое. В лучшем случае – пожизненное заключение, в худшем – смертная казнь. Впрочем, неизвестно, что здесь лучше, а что хуже.

Во время следствия с Рикардо поработали медики, использовавшие «сыворотку правды», после применения которой у ФБР и ЦРУ не осталось никаких непонятных моментов. Под воздействием препарата Винцелотти выложил все, что знал. Правда, знал он немногое.

Арестованному было сделано неофициальное предложение – стать «двойным агентом», то есть, передавать русским сведения под диктовку ЦРУ. В этом случае его участь ожидало смягчение, а какой степени – зависело от пользы его работы в новом статусе.

Но Винцелотти ответил отказом. Суд признал его виновным в измене и шпионаже и приговорил к смертной казни на электрическом стуле – как пятьдесят лет назад другого американца итальянского происхождения с похожей фамилией. Того звали Бартеломео Ванцетти, который, будучи коммунистом, был приговорен к смерти вместе со своим товарищем Сакко: на них повесили обвинение в убийстве.

При объявлении приговора на лице Рикардо не дрогнул ни один мускул. Казалось, к своей судьбе он был совершенно безразличен.

За следствием и судом внимательно наблюдал Бжезинский. За день до приведения приговора в исполнение он решил испытать на смертнике свой дар убеждения, которым очень гордился: ведь именно благодаря этому дару ему удалось тайно перетянуть на свою сторону молодого сенатора Джозефа Байдена из противостоящей Бжезинскому группировки Сайруса Вэнса и Эдварда Кеннеди. А теперь осенью Байдену предстояло отправиться в СССР на переговоры с Брежневым, Косыгиным и Громыко уже в качестве последователя «ястреба» Бжезинского, о чем Вэнс и Кеннеди вряд ли могли догадаться.

Сейчас Бжезинский рассчитывал самолично склонить смертника к сотрудничеству. В случае успеха советник президента располагал возможностями добиться отсрочки казни, а после и вовсе переиграть ситуацию.

Когда Бжезинский вошел в камеру, приговоренный поднял на него глаза, безразлично глянул и даже слегка пожал плечами.

- Вероятно, для того, чтобы у нас сложилась беседа, мне следует представиться, - начал советник президента.

- Не утруждайте себя, я вас узнал, - безразличным голосом ответил смертник. – Вы, разумеется, пришли ко мне, как Калиостро к маркизу Фавра, с очередным предложением жизни и, возможно, свободы?

- Вообще-то, Фавра был роялистом и считал за честь для себя погибнуть за короля. А вы? Коммунистом вы никогда не были, с СССР вас ничего не связывало, вы там даже никогда не были. И для начала я хотел бы вас спросить: зачем надо было это все?

- Вы не ознакомились с материалами дела? – удивился Рикардо. – Я все сказал на суде.

- На суде вы заявили, что возмущены нашей жестокостью ведения войн, - сказал Збигнев. – Привели в пример наши действия в Корее, Вьетнаме и Лаосе с использованием зажигательных и иных бомб и напалма. Но нельзя же бесконечно жить прошлым, «пилить опилки», как сказал Дейл Карнеги. А если больше не будет никаких войн с нашим участием? Но вы осознанно намерены лишить себя возможности это будущее увидеть, покинув наш мир, не дожив даже до тридцати.

Винцелотти усмехнулся:

- А чужими руками вы не воюете? Не вооружаете «красных кхмеров», уничтоживших треть своего населения, не тренируете их в лагерях в Таиланде? Вместе с Китаем вы даже отстояли право делегации свергнутого Пол Пота представлять страну в ООН, и большинство делегаций стран мира, не желающих с вами ссориться, вынуждено сидеть в одном зале с живодерами.

- То есть, если бы мы когда-нибудь прекратили поддержку полпотовцев, вы бы не увидели препятствий для сотрудничества с нами? – ухватился Бжезинский за мысль собеседника.

- Какая разница, когда и в какой стране вы найдете отребье, которому будете помогать? Вам ведь надо, чтобы это отребье ненавидело русских, больше от него ничего не требуется. Это может происходить в Анголе, Заире, Афганистане, Албании, еще где-то. Сегодня, через десять лет, двадцать, тридцать пять.

- Тридцать пять? – задумчиво переспросил Бжезинский. – Это же уже следующий век. Год… две тысячи четырнадцатый, так? Вряд ли доживу до этого и я, но почему-то вы пребываете в абсолютной уверенности, что мы найдем «ненавидящее русских отребье» и тогда. У вас есть дар заглядывать в столь далекое будущее, как у покойной сербки Златы?

- Никакого дара! – отрезал Винцелотти. – Просто банальная логика. Уж вы-то, мистер Бжезинский, прекрасно знаете, что будете так делать всегда.

- Значит, шансов на достижение взаимопонимания у нас с вами нет? – поднялся с места Збигнев.

- На том свете, возможно, они появятся. Завтра я туда отбываю и буду с нетерпением ждать там вас для продолжения нашей беседы.

Этот недолгий разговор с приговоренным ничего не добавил в багаж знаний Бжезинского о разновидностях возможных противников. Он лишь пришел к выводу, что его оппонент – «странный парень».

В тот же день он обсудил с директором ЦРУ детали будущей операции по захвату советского военного самолета. Глава американской разведки, разумеется, не назвал фамилии будущего перебежчика, но сообщил о нем некоторые любопытные сведения.

- Если этот летчик заметит за собой слежку или просто подозрительное отношение со стороны кого-то из окружающих, он способен самостоятельно устранить проблему, сумев при этом не привлечь к себе лишнего внимания со стороны кого-то еще.

- Слежку и подозрительное отношение там почувствуют к себе все, - возразил Бжезинский. – Ведь Винцелотти перед арестом успел сообщить русским о готовящейся акции.

- Скажу вам больше: уже почувствовали и без сообщения Винцелотти, - усмехнулся глава ЦРУ. – Как раз в районе расположения военного городка авиачасти русская полиция разыскивает какого-то маньяка, местного Джека Потрошителя. Возможно, это кто-то из сослуживцев нашего нового агента.

- Это может усложнить нам задачу, - с неудовольствием заметил Збигнев.

- Но точно так же может усложнить задачу и русским.

- Вы сказали, что наш новый агент способен сам устранить слежку или подозрения, - напомнил Бжезинский. – Каким образом?

Директор ЦРУ показал собеседнику указательный палец.

- Он похож на орудие убийства? Нет. Но некоторые могут использовать его именно для этой цели. Никто в авиачасти не знает, что этот летчик в свое время самостоятельно изучил основы китайской и вьетнамской акупунктурной медицины, хотя ни разу не был ни в одной из этих стран. На теле человека есть множество так называемых «точек акупунктуры». Воздействие на многие из них способно помочь человеку преодолеть болезнь. Но есть и другие. Резкий и сильный тычок в них пальцем вызовет смерть. Патологоанатомы потом будут долго удивляться, почему у совершенно здорового человека могла произойти внезапная остановка сердца или ишемия мозга, но останутся далеки от разгадки истины.

- Да, ткнуть пальцем в такую точку можно совершенно невзначай: во время дружеского приветствия, проходя, стоя или сидя рядом, - продолжил Збигнев мысль сподвижника. – Никто из окружающих этого и не заметит.

- Еще мы снабдили перебежчика одной нашей новинкой, - добавил глава американской разведки. – На край сумки или портфеля наносится невидимый слой смолы, который после застывания образует микрошипы. Они обрабатываются ядом, который при «случайном» задевании человека этим краем попадает через шипы на кожу и в кровь. Объект практически ничего не почувствует, а через некоторое время наступит смерть. Даже если экспертиза определит в крови трупа яд, никто не сможет правильно догадаться, как он туда попал.

- Я вижу, что наш диверсант не менее опасен для противника, чем морской пехотинец с полным боекомплектом, - подвел Бжезинский итог.

- Я бы сказал, что он более опасен.





За несколько часов до того, как за Винцелотти должны были явиться, чтобы увести его в помещение для казни, в его камеру поместили еще одного смертника, чья очередь приходилась на следующий день. Это был иммигрант-мексиканец средних лет, который тут же извлек из кармана пачку сигарет.

- Курить хотите, сеньор?

- Воздержусь, - мотнул головой Рикардо. – Доктора пытаются убедить, что это вредно.

- Весьма своевременное замечание, - хохотнул латинос. – Надо полагать, гринго, судьям настолько не понравился твой юмор, что они решили тебя подкоптить?

- Я красный, - не стал вдаваться в подробности Винцелотти.

- Ого! – присвистнул мексиканец. – Так ты молишься на бороду дядюшки Фиделя? Интересно, на чью бороду молится он сам?

- Не знаю, наверное, Гарибальди, - пожал плечами Рикардо. – Они во многом похожи, и это я не про внешность.

- Лично я всегда предпочитал ужинать в стороне от политики, - хмыкнул иммигрант. – Уж очень хотелось держать свои яйца подальше от чьей-то чужой кувалды.

- Но я вижу, что твоим яйцам это не сильно помогло.

Латинос поведал сокамернику свою не особо сложную историю. Он всегда был страстным любителем цирка и имел приятельские отношения с его артистами. На одном из представлений, когда он сидел в первом ряду, а клоун начал смешить зал своими ужимками, иммигранту показалось, что клоун передразнивает именно его. Смех зала он тоже отнес на свой счет. Хотя внутри у него все кипело, мексиканец спокойно дождался конца представления, потом зашел за кулисы и убил клоуна точным ударом ножа в сердце. Экспертиза признала его вменяемым, тем более, что у него и раньше были проблемы с законом: проще говоря, он был обычным бандитом. Приговор оказался вполне ожидаемым.

- Никогда не задумывался о том, что успевает почувствовать тот, кого казнят на электрическом стуле, - сказал Винцелотти.

- Зато я об этом наслышан, - ухмыльнулся мексиканец. – Если тебе повезет, первый разряд тока напрочь вынесет твой мозг, а второй тебе уже не интересен. Того, что твое тело начнет дергаться, срать и ссать под себя, а глазные яблоки лопаться, твоя душа не увидит, потому что будет уже далеко-далеко отсюда оправдываться перед Всевышним и Девой Марией за твои земные проделки.

- А если не повезет?

- Такое тоже бывает. Всякие там дурацкие сбои в их технике. Тогда…

Латинос рассказал, что приговоренного сажают на кожаный стул, намертво пристегивая к нему ремнями грудь, руки и ноги. На обритую наголо голову надевают плотный шлем, фиксирующий к коже головы пропитанную электролитом губку, к которой подведен шнур. Другую такую же губку фиксируют к ноге. Затем на голову надевают капюшон, чтобы смертник ничего не видел.

Исполнителей несколько, каждый из них по сигналу начальника процедуры поворачивает рычаг. Но включает подачу тока лишь один из этих рычагов, поэтому ни один исполнитель не знает, осуществил казнь он или кто-то другой. Этого требуют психологи, заботясь о психике исполнителей.

Но бывают случаи, когда первый поданный разряд оказывается недостаточным, чтобы обнулить функции мозга, и человек еще жив. Может это произойти при недостаточной пропитке губок электролитом, либо их недостаточном прилегании, неправильном нанесении смазки, устаревании оборудования для казни. Тогда смерть наступает лишь после второго разряда, а если и он оказывается недостаточным, то будут третий, четвертый и пятый. Казнь при этом растягивается на минуты.

- И тогда все это время ты то ли жаришься, то ли закипаешь, - подвел итого мексиканец.

- А статистика есть какая-нибудь? Как часто бывают эти сбои? – поинтересовался Рикардо.

- Откуда же мне знать? Я в этой поганой коптильне не работал.

После этого они разговаривали мало, каждый думал о своем. Винцелотти размышлял о том, что как хорошо, что он не успел жениться и расстался со своей девушкой несколько месяцев назад. Его родителей давно нет в живых, так что его уход из жизни ни для кого не станет трагедией.

Потом за ним пришли и вывели из камеры.

- Держись, гринго, не раскисай! – крикнул вслед мексиканец. – Плюнь в рожу этим скотам, как сделал бы Панчо Вилья! Прощай, бро, а впрочем, может, завтра уже увидимся – там…

Дальше все происходило довольно буднично. Винцелотти обрили голову, зачитали содержание каких-то бумаг, попросили в них расписаться, после чего завели в помещение с электрическим стулом.

Дальнейшее соответствовало описанию латиноса. Ремнями его тело пристегнули к стулу, зафиксировали на ноге губку, такую же наложили на голову, поверх нее надели шлем и капюшон. Больше он не мог ничего видеть.

«Повезет или нет?»

На голову и ногу словно кто-то пролил раскаленную магму. Крикнуть Винцелотти не смог: не хватило воздуху в легких, получился лишь сдавленный хрип. Тело вдруг оказалось заполненным то ли кипятком, то ли множеством острых стеклянных осколков. И со всем этим соседствовала какая-то холодная отстраненная мысль:

«Не повезло…»

Начальник процедуры в это время орал на исполнителей, которые судорожно дергали рычаги, ощущая запах горелого мяса, а помещение стало постепенно заволакивать еле заметным дымом.

- Хватит уже! – надрывался начальник процедуры. – Да все уже с ним, все!

Чуть позже державшийся до этого в стороне врач сочувственно посмотрел на него и тихо сказал:

- Это уже второй раз за месяц. Если будет продолжаться, тебе лучше сменить работу, иначе съедешь с катушек.

Осмотрев тело казненного, представляющее собой зрелище не для слабонервных, врач дрожащими руками зажег и выкурил сигарету, после чего ушел в смежную комнату – заполнять заключение о наступлении смерти.